Там, на шахте угольной...

Спасибо всем, кто так высоко оценил мою статью про соляные рудники (кому интересно - это тут). Поскольку более про них рассказать особо нечего (всё остальное уже интересно специалистам), а желание вспоминать бурную молодость у меня осталось, то рискну предложить в качестве темы для воскресного чтения ещё один свой… гм… назову это красивым словом эссе,  про подземный мир угольных шахт.

Который, конечно, не так красив, но тоже интересен.

 

Про угольные шахты и шахтеров слышали все. И кино смотрели. И вообщем-то там всё показано верно.

Поделюсь своими воспоминаниями.

Первое, что удивляет, когда попадаешь в шахтерский город, особенно если он находится на равнине, как Донецк, это огромные конусообразные горы – терриконы.  Впечатление производит неслабое. Я впервые попал в Донецк в возрасте лет 13-14 и, когда неожиданно увидел огромный конус посреди степи, был сильно удивлен.

А это всего лишь порода, которую извлекли из-под земли. Когда видишь эту гору породы, то представляешь, какие же масштабы огромные у подземного строительства – тем более, что это лишь порода, а ведь ещё огромная масса угля извлечена.  Старые терриконы обычно покрыты растительностью и чаще всего еще и тлеют. То есть, внешне – самый настоящий вулкан.

Но самое интересное конечно под землей. Попробую остановиться лишь на том, что трудно увидеть в кино или прочитать.

Давайте начнём со спуска в гору. На шахтерском языке шахта это гора. И когда спускаются, то говорят «идут в гору», а когда поднимаются, то «идут на гора».  Кстати, уверен, что огромное большинство наших граждан уверены, что Горный институт получил свое название от слова горы, горный хребет, горная вершина. Надеюсь, теперь вы будете знать, что есть еще одно значение слова «гора» и именно по этому значению и даны названия горнякам, Горному институту и пр.

 

Так вот, в гору вас спускают клетью. Ну вообщем тот же лифт. В клеть всегда набивается народу примерно раза в три-четыре больше, чем можно себе представить. И поскольку речь идет о шахтерах, людях физически крепких, то про ощущения при погрузке в клеть можно написать отдельно… правда, половина слов, как минимум, могут быть вырезаны цензурой.  Короче, вздохнуть следующий раз вы сможете уже на пару сотен метров ниже – когда выйдете.

Раз уж заговорил про шахтеров.

Сразу про одно из сильнейших впечатлений первых дней работы.

Работать на практике мне пришлось на второй по размерам шахте – Воргашорской. Это в Воркуте.

Работал на обслуживании конвейеров.  Они тянутся на километры, и люди, которые их обслуживают целую смену, одни. Бывает что никто так за всю смену и не пройдёт мимо. Как шутили сами шахтеры – те, кто на транспорте – самый читающий народ в мире.  Поскольку всю смену делать нечего, если нет каких-либо ЧП. Поэтому и читаешь всё, что попадет под руку – то есть газеты, книжек конечно не носят. Дня за три можно научиться спать стоя, прислонившись к стене и уперев каску в черенок лопаты.  Главное, чтобы начальство не застало врасплох, но в шахте приближение человека ощущается издалека.  По движению воздуха. Все выработки делятся воздухонепроницаемыми переборками на небольшие участки, и когда кто-то идёт, то сразу ощущаешь какие-то перемены – дует по-другому. Ну а потом уже можно и свет лампы увидеть.

Но я отвлекся.

Конвейеры шахтеры используют для передвижения – быстро, удобно, только надо вовремя успевать спрыгивать, чтобы тебе не снесло голову, всмятку не разбиться об стену или не свалится в бункер. Скорость движения немалая – зевать нельзя. Ездить на конвейерах строжайше запрещено, но…  Тем более, что в экстренных случаях они как раз используются для транспортировки людей.

Так вот, в один из первых дней прошел сигнал – принимать груз с конвейера. Ну я сразу встал у конвейера и стал ждать. Остановить его крайне легко. Кроме выключателей, вдоль него сбоку тянется трос. Если за него потянуть, то конвейер встанет. Всего на несколько секунд, но этого достаточно.

Стою, жду, через некоторое время вижу приближающийся огонек лампы – кто-то едет. Когда человек подъехал совсем близко – дергаю трос, конвейер останавливается.  С него спрыгивает здоровенный детина, метра два ростом. Одной рукой придерживает вторую, которая сломана. Диагноз поставить легко, потому что кости торчат наружу.

На мой вопрос «Ты как?» радостно отвечает  - «Теперь на рыбалку поеду, сейчас хариус идёт».

Пересаживается на следующую секцию и исчезает.

Травмы на шахте дело настолько обыденное, что к ним быстро привыкаешь.

И народ там особенный…

В один из первых дней моей практики мы целой бригадой ликвидировали какую-то аварию, а потом нас послали сделать канавку для отвода воды.  Работать довелось с настоящим Героем Социалистического Труда. Причем я верю, что он способен давать норму побольше чем Стаханов.  Он долбил канавку (примерно 70х70 см) отбойным молотком,  наша задача было за ним отгребать породу.  Сначала нас работало две пары. Он отбивает, мы отгребаем. Через минуту-две сменялись, потому как сил не хватало – со стороны наши движения напоминали ускоренную съемку, как в старом кино. Потом поставили третью пару, потому что отгребать не успевали – сил не было. Хотя люди там работали далеко нехилые все.  Что касается нашего Героя (не вспомню, конечно, как его звали),  то он примерно раз в полчаса делал короткую паузу, буквально стереть пот со лба и работал примерно так же как угольный комбайн. После этого я старался с ним больше рядом не оказываться – хотя на здоровье пожаловаться не мог.

Работать в шахте – это призвание. Один студент с параллельного потока на практике был в забое затянут в шнеки комбайна. Кто видел, что такое комбайн, сможет представить. Наверное, это можно сравнить, как если бы человека тщательно прожевал тираннозавр, а потом выплюнул.  Так вот удивительно не то, что это парень выжил и через год уже ходил нормально.  Мне удивительнее было то, что он так и остался горняком и вернулся в шахту.

Но самым удивительным был один вьетнамец. Он трижды попадал в аварии. Два раза ещё терпимо, но третий раз их с бригадой завалило. Их откапывали почти двое суток, а когда до них добрались, то ту часть забоя, где они уцелели, затопило водой, причем вода прибывала постоянно, и если шахтеры еще стояли по горло в воде, то вьетнамец уже часа три как плавал – сами понимаете, они народ мелкий. Думаете, вьетнамец бросил учебу? Нет. Совсем, видать, не суеверный был, хотя шахтеры вообще-то народ суеверный очень.

 

А еще у всех настоящих шахтеров есть одна внешняя примета – очень красивая. Глаза у всех как будто подведены черной тушью. Часто очень ярко. Это так въедается угольная пыль.

У меня после полутора месяцев работы летом на шахте, угольные подводы с глаз сошли примерно в феврале. У них же обычно остаются на всю жизнь.

А самым ярким воспоминанием было, когда в один из дней мы вышли на гора, и нам ударили в лицо юпитеры телевизионщиков. В этот день шахта выдала миллионную тонну угля. Удивительно, даже мои родные узнали меня в этой толпе этих замечательных ребят, в грязных робах, поцарапанных касках, с грязными лицами и подведенными глазами, и…  с улыбками.

Это был праздник! Это было гордость за свой труд! И мне до сих пор приятно вспомнить, что и моя толика труда в том празднике была.