Величайшая похвала

Мне очень повезло в жизни, так как судьба сводила меня с самыми разными интересными людьми. Были среди них политики, бизнесмены, звезды эстрады и кино. Многие и многие из тех, кого знают в лицо все, от мала до велика.
Но чаще всего я вспоминаю не то, как я чуть не облил за завтраком соусом Патрисию Каас, или,  как чуть не устроил романчик с дочерью американского президента, а свою работу в газете «Невская Перспектива», где мне пришлось бок о бок трудиться с людьми замечательными, и было чему поучиться.
 

Начну чуть издалека.
В период, о котором хотел рассказать, как раз появились бесплатные газеты, которые раздавались на улицах, кидались в почтовые ящики и пр. Народ сначала их жадно хватал, но потом интерес пропал, потому что ничего, кроме рекламы, в них не было.
И вот тогда у меня и возникла идея. Поскольку для того, чтобы заработать неплохую прибыль, достаточно было заполнить рекламой менее половины площади, то я предложил на оставшемся месте сделать самую обычную городскую газету, собрав в неё журналистов высокого уровня.
Хотя идею восприняли без особого энтузиазма, но деньги нашлись, и вскоре я стал главным редактором новой газеты. Скажу сразу, что затея себя почти оправдала, потому что читатели газету приняли хорошо, и, в отличие от других бесплатных газетенок, нашу не выкидывали, а читали. И даже активно писали нам письма в редакцию с благодарственными отзывами.
Но интереснее всего были люди, которых удалось собрать. Коллектив авторов, писавших у нас, был настолько именитым, что даже самому не верилось.
Самое интересное, что мне тогда еле перевалило за 30, а весь худсовет наш, когда садился за стол, в лучшем случае годился мне в отцы, а то и в деды.

Среди них, правда, не было Павла Першина, человека, у которого я учился писать. Мне никогда не научиться так как он строить фразы, так выбирать слова. А он это делал легко и непринужденно.
Увы, он пропал без вести чуть раньше.
Трагическая судьба. Человек среди бела дня, в центре города, по дороге домой пропал, и никто никогда его не смог найти. А искали хорошо.

Однако остальные мои коллеги по предыдущим газетам в «Невской Перспективе» собрались. Сегодня уже почти никого из них нет в живых.
Только Вадим Брусянин, наш замечательный киновед,  перевалив за восьмидесятилетний рубеж, ещё в добром здравии, и даже ведёт свой блог.
Были тогда с нами и Вольт Суслов, чьи статьи по истории Петербурга я сейчас пытаюсь восстановить и публиковать, и, всегда меня поддерживающий, Юрий Васильевич Коробченко, и другие люди, имена которых известны всем, кто как-то сталкивался с писательско-журналистской средой Питера, с журналами «Нева», «Звезда» и пр.
Но больше других, запомнился человек, которого звали Лев Валерианович Куклин.

 

 

Наверное, сегодня имя его мало кому знакомо.
Впрочем, его самого не так уж широко знали в СССР. Я про имя.
Зато творчество.
Вот сухая биографическая справка:
Лев Куклин (1931—2004 гг.) родился в августе 1931 г. в маленьком городке Новозыбков на Брянщине. После окончания Горного института в 1954 г. около десяти лет работал геологом. В литературном смысле Куклин - типичный шестидесятник, его первая книга стихов "Соседям по жизни" вышла в 1958 году, а вскоре вся наша страна запела его песни. Многие из поколения его ровесников вспомнят знаменитые "Голубые города", "Песню о первой любви", "Качает, качает..." или "Что у вас, ребята, в рюкзаках?", а песню "Уан, тру, фри!" в конце 70-х пели дети от Англии до Японии. Всего на слова Льва Куклина написано более 200 песен. К настоящему времени в каталоге Российской национальной библиотеки насчитывается 37 книг Льва Куклина, как стихов, так и прозы.
Стихи, песни и рассказы Льва Куклина переведены на два десятка языков мира.

Как говорится, дай бог хоть десятую долю того свершить, и уже жизнь прожита не зря.
Но мне его тогда (я его тоже не знал) представили несколько иначе.
Имя Аркадия Райкина сегодня, наверное, не знают только те, кто получил современное образование по западному мировому стандарту.
Как известно, Аркадий Исаакович очень придирчиво относился к авторам, писавшим для него.
По сути, подавляющее большинство его монологов, пьес и пр. было написано лишь двумя авторами.
Одного из них знают все – это Михаил Жванецкий. Другого не знают столь широко – это Лев Куклин.
Самое интересное – что они очень похожи. Оба маленького роста, лысые, и очень живые.  Я с Куклиным всегда старался общаться сидя, иначе бы пришлось сгибаться пополам.

Первая наша встреча чуть не закончилась скандалом.

Лев Валерианович протянул мне два листка бумаги и сказал:
- Я тут накропал кое-что для пробы, посмотрите, пойдет ли?
Я сел, взял листки, пробежал взглядом один, потом ещё быстрее второй (там было только пол-листа текста), положил на стол и сказал: «Пойдет, конечно».
Куклин обиженно встал из-за стола и, поджав губы, произнёс:

- Могли бы хоть из вежливости прочитать.
Он уже было повернулся уходить, и тут я стал цитировать дословно отрывки из рассказа, который он мне только что дал.
Он посмотрел на меня.
Сел.
Произнёс (уже без недовольства):
- Всегда так быстро читаете?
Я ответил:
- Читать очень люблю, а времени не так много.
Вообщем, больше у нас инцидентов не было.
Он сообщил мне, что я его вдохновил, и он теперь будет писать каждую неделю по рассказу.
- Чехов писал, а я чем хуже? – сказал он, и ушел писать. И писал ведь. И смешно писал. Жаль, что сегодня это будет непонятно – другое тогда было время.

Он часто и с очень  большим уважением рассказывал о Райкине. Это был человек, которого он считал Великим Артистом.
Называл он его всегда Маэстро. Как я понял, Райкина так в театре было принято называть, хотя, может я и ошибаюсь.

 

Ну, а теперь о том, что я собственно и хотел рассказать.
Как он принёс мне очередной рассказ.
Я прочитал его почти мгновенно (он уже к этому привык) и когда поднял глаза, увидел, что Куклин смотрит на меня как-то странно.
Я спросил, что случилось.
Он ответил:
- Вы ведь хмыкнули, правильно?
- Ну, вроде да, - не понял я.
- Но вы же два раза хмыкнули, - уточнил он.
- И что? – не понял я.

И тогда он рассказал нам (у меня в кабинете кто-то ещё сидел) про Райкина.

«Маэстро – рассказал он – был крайне скуп на похвалы. Если ему давали почитать что-то, и ему нравилось, он откладывал в сторону и, самое большее, кивал головой.
Читал всегда молча.
Но иногда он издавал звук, вроде еле слышной усмешки. И тогда окружающие понимали, что Маэстро в полном восторге и перед ним шедевр.
Но чтобы за время чтения Маэстро хмыкнул два раза, такие события были наперечёт.
Такое было, например, с монологом «В греческом зале» Жванецкого.
Вообще Жванецкий такой похвалы был удостоен пять раз, я три, больше никого не помнили, кто бы мог таким похвастать».

Я выслушал тогда его, и даже не сразу понял, что произошло.
А ведь это Великий Человек удостоил меня, пожалуй, самой высшей похвалы, какая у него была, сравнив меня с самим Маэстро.
Это была величайшая честь в его устах.

Человек может много заслужить титулов, может стать известным.
И мне есть, что вспомнить в жизни, в ушедших годах есть многое, что поведать внучке.
И всё-таки, есть в жизни такое, что уже никогда не повторится. (много повторяется слово "есть")
Как вершина, на которую всходят только один раз.
Как первая любовь.
И для меня тот год, когда я общался с этим замечательным человеком, Львом Куклиным, запомнился навсегда.

На мой День Рождения Лев Валерианович подарил мне кружку.
Тогда мне стукнуло лишь 32. С той поры прошло больше двадцати лет. Я перебил множество посуды. Но чай пью из этой кружки.